Баба из ПорнХаба

Марина Поплавкова, 38 лет, 18 из них замужем за инженером, 74 килограмма, 12 из них на талии, внезапно с ужасом поняла: ее тело перестало устраивать мужа. Доказательством было не только сокращение числа обязательных соитий с женой, но и еще несколько деталей, как прямых так и косвенных.
Например, к прямым признакам относились непрозрачные намеки и требования: привести себя в порядок, подтянуться, похудеть, помолодеть, чтобы соответствовать мужу – мужчине цветущего 42-летнего возраста.

Также пошли в ход угрозы разводом, разделом, распилом, и любовницей. Дух будущей любовницы так и парил над семейством, грозя материализоваться в любую секунду. Прямо из воздуха вот-вот должна была появиться вечно девственная и девятнадцатилетняя, как в исламском раю, гурия. К тому же, любительница женатых начальников отдела технического обслуживания. По крайней мере, обсуждал перспективы ее заведения Поплавков открыто, прямо перед озадаченной женой.

Косвенные признаки были хоть и менее очевидными, но от того не менее обидными. В минуты нежности муж называл ее «бегемотиком», «плюшкой» и даже «хрюшей», ковыряя палочкой остатки умирающего в углу души самолюбия. Еще хуже обстояли дела тогда, когда они выходили на улицу. Пока она крячила сумки с продуктами, он умудрялся провожать девиц 15-19 годков от роду таким плотоядным взглядом, что бдительные матери начинали лихорадочно вспоминать номера спецслужб.

Но даже и без этих плотоядных взглядов Марина чувствовала себя отвратительно. Она и сама не понимала, на каком этапе жизнь ее свернула в режим беспросветного, нескончаемого, черно-белого сна, и стала напоминать вконец замусоленную безвкусную жвачку.

Даже погода, казалось, взбунтовалась против Марины. Раньше городское лето плевало ей в лицо какой-то едкой пылью, утомляло беспросветной жарой и липкими сидениями общественного транспорта. Осень тоже не принесла ничего хорошего, и Марина, сгорбив плечи под тяжестью бытия, вышагивала своими черными ботиночками по мокрому асфальту.

Зонта не было. Марина надела капюшон, но дождь все равно бил по щекам холодными струйками. Вместо золотистых листьев осень принесла откуда-то комья черной грязи, располосованные следами от шин. Пакет с ужином тянул Марину вниз, а пластиковая ручка скукожилась, обрезая пальцы. Ужин должен был быть праздничный – ведь она получила премию. Любимая колбаса мужа, его любимое пиво в баночках, любимый дорогой шоколад для сына… Рафаэлки для дочки…

Марина привычным движением перекинула тяжеленный пакет себе на запястье, защищенное рукавом пальто – неудобно, конечно, зато не так больно. Прошла несколько шагов, и… Ручка пакета натянулась, и лопнула. Колбаса, конфеты, батон, шоколадки, яйца – все полетело в грязную осеннюю жижу, туда, где полоски шин оставляли свои следы.

Марина покорно собрала продукты обратно в пакет, и поняла – тащить его дальше она не сможет. Ручки порваны, продукты кокетливо выглядывают через верх, а сам пакет изляпан грязными разводами, шептавшими: «Конец твоему осеннему пальто!»

Марина достала из кармана сотовый, и набрала мужа.
- Блять, ты другого времени не могла найти! Я смотрю «Глухаря»! – пукнул в трубку Поплавков. Марина взяв пакет на бицепс, медленно шла к подъезду, и плакала.

Открыла дверь своим ключом, прошла на кухню, не снимая ботинок. Уселась на пол и заревела уже в голос, размазывая подводку, захлебываясь соплями, и нервно подергиваясь. Никто не слышал ее. Всхлипывания участились и перешли в истерику. Но ничего не случилось. Никто не вышел на кухню, не поднял ее с пола. Просвета не было.

Поплавков смотрел «Глухаря», старшая дочь умотала с женихом по клубам, а сын сидел в своей комнате в наушниках, время от времени выкрикивая что-то вроде:
«Зелье манны давай! Мочи уродов!» И Марина вдруг устыдилась собственной к себе жалости.

Марина мышкой проскользнула в ванную, стерла остатки водостойкой туши, и навела пушистой ароматной пены. Скинула старый бюстгальтер – она только сейчас обратила внимание на то, что таскает его уже два года. Бретельки износились и вытянулись, пояс больше не поддерживал грудь, и шикарная грудь Марины почему-то смотрелась тяжелым бабушкиным выменем.

Марина посмотрела на него как на сдохшую мышь, и сама удивилась – как раньше не замечала? Застиранные стринги с выбивавшимися из них ниточками и порванным кружевом змеей свернулись на полу. Какая мерзость!

Марина опустила ногу в горячую воду и как в бреду повторяла услышанные где-то слова:
- Я стала ведьмой…
Она сделала струю воды сильнее, чтобы никто не слышал ее, и повторяла эти слова уже для себя:
- Я стала ведьмой от горя и бедствий, поразивших меня…

Слез больше не было. Жалости тоже. Марина вытянула длинные ровные ноги, и положила их на бортик ванны. Надо бы сделать педикюр.

Эта эгоистичная мысль раззадорила ее, и растеревшись махровым полотенцем, она пулей вылетела из ванны, вспоминая заветный номер салона. Можно прямо сейчас? Можно было. Никто не заметил, как эта обновленная женщина выскочила из дома, прикрыв за собой дверь.

В салоне Марина рассталась со своим пучком, и ему на смену пришла шикарная грива волос, которую парикмахер только чуть облагородил ножницами и придал ей изысканный оттенок каштана. Потом настала очередь ножек, и Марина выбрала самый пошлый красный лак. Потом магазин дорого белья, и в тон лаку – чудесный красный бюстгальтер и трусики. Новый плащ – пальто же изляпано. И в довершение – сумка из кожи и элегантные ботфорты на высоком каблуке. Ну и проходя мимо – красная помада с блеском. Как говаривал Поплавков в молодости – такую только членом по лицу размазывать.

Встряхнув волосами, и победно улыбаясь, Марина прижала к уху телефонную трубку.
- Алло, Маша? Помнишь, ты звала потусить с вами в «Трех тополях»? Я, кажется, созрела.
Городское такси уже несло ее в центр. Кстати, когда она садилась в машину, словила комплимент: «Какая роскошная женщина». Марина взяла себе «Секс на пляже», потом еще какой-то коктейль на основе Егермейстера, и все завертелось. Отправила мужу смс: приду поздно.

- Где же ты, бегемотик? – нервно тыкался в смартфоне супруг, но никто не брал трубку.

От беспокойства ему стало как-то не по себе. Девственницы почему-то не спешили материализоваться из воздуха. Только одна баба ждала его каждый вечер, и в этот раз не могла подвести. Баба из ПорнХаба. Роскошная, молодая, голодная, и ничего не ожидающая взамен. Та, которую по чистой случайности он пока не завел себе на постоянной основе в реальной жизни. Наверное, из-за коровы-жены.

Он набрал знакомый адрес, и привычно погрузился в мир голодных студенток. Но что-то пошло не так. Лампочка внезапно погасла, а за ней погас и монитор, посветив на прощанье одиноким пикселем. Поплавков вздохнул, и освещая путь телефоном побрел на кухню, посмотреть, нет ли там чего-нибудь вкусненького.

На полу в кухне он внезапно наткнулся на колбасу, и чертыхнулся. Уселся у окна, прислонился к нему лбом и начал вглядываться в сгустившуюся темноту обесточенного района.

Свет дали через час, еще через два приехала Марина. Незнакомая, чужая, пахнувшая уже не щами и котлетами, а чем-то типа ванили. В ней произошла какая-то перемена, но Поплавков не мог понять, в чем именно. Сегодня впервые Баба из Порнхаба проиграла его родной жене. Поплавков полез целоваться.

Посмотрев на ночь ленту ВК, Марина залипла на одной картинке.

Мученичество — единственный способ прославиться, не имея для этого никаких данных... – гласила она. Марина улыбнулась, и лайкнула.