Как «некондиционные» мужчины палятся в сети

Мужчины, ну не надо так палиться. Не пишите и не произносите никогда эту фразу, она так четко выдает в вас «некондицию», что больше не нужно никаких доказательств. Не надо быть экстрасенсом, чтобы понять – только слабый мужчина мог написать такое на полном серьезе…

Я расскажу вам историю о мужчине, который любил повторять, что «Женщин много, а мужчин мало, и за каждым стоящим идет охота». А вы сами решите, почему он такое утверждал.

Женщины не уважали Ивана Ивановича(168 см, 60 кг, 13 см, 38 лет, холост) ни базовым инстинктом, как уважают высоких и широкоплечих самцов, ни за достижения, как уважают вечно пьяных, но талантливых художников. Иван Иванович не был ни тем, ни другим, а был скромным государственным служащим в женском гадюшнике.

Никто не помнит, как он там очутился, кажется, его устроила туда работать мама, а может и бабушка. Но кому это сейчас интересно. Сейчас Иван Иванович незаметно сидел у окна, под кондеем, от чего часто простужался и болел.

Однажды он взбунтовался, и попытался выключить кондей, но женщины устроили гвалт, и ему пришлось сдаться.

Финальную точку в споре поставила начальница – пухлая дама лет сорока пяти, в разводе.

- Убрал руки от пульта! – выкрикнула она, повышая децибелы, не терпящим возражения голосом.

Иван Иванович руки убрал, но куда-то в сторону прошипел обидное:

- Никто не трахает, поди…

Но прошептал так тихонько, что его все равно никто не слышал, так что конфликт был исчерпан.

В остальном женщины Ивана Ивановича почти не обижали, но и не замечали. Безобидно его подкалывали, а один раз зимой, когда их отдел временно пересадили к мужчинам-программистам, придумали переодевать за ним рейтузы. Иван Иванович сидел красный, как рак, не знал, как себя вести, когда очередная женская задница напяливала термобелье, отгородившись от мужчин его спиной.

Домой Иван Иванович ехал в маршрутке – на автомобиль не скопил, да и водить его побаивался. Выходил со двора со стайкой смеющихся сотрудниц и плелся на остановку, окруженный тесной женской толпой. Ехал с ними до дома, и выходил первый, сопровождаемый незлыми шуточками и взрывами хохота.

Дома его всегда ждал горячий ужин, мама и бабушка. Бабушка – уже не бодрая, но еще очень деятельная старушка «около восьмидесяти», со слабым зрением и ногами, но зато с ясным умом и безграничной любовью к внуку. Мама – розовощекая полная дама «под шестьдесят», пахнущая блинами и котлетами.

Иногда на ужин забегала соседка, бабушкина подруга, или мамина сестра. Иван Иванович к ним привык, и мерные женские разговоры его не раздражали, а только убаюкивали. Иногда приезжала дама-врач, мерила бабушке давление, слушала сердце. Иногда приходила тететька-почтальон с пенсией.

По выходным они с бабушкой выбирались на рынок, и, проходя в рядах аккуратных продавщиц в фартучках, покупали мясную вырезку и потроха для пирожков. Иногда бабушке приносили билеты на благотворительные концерты, всегда почему-то +1, и она брала с собой внука.

В замшелой филармонии мимо него проходили пенсионерки в русско-народных платках, в тяжелой каменной бижутерии. Мужчин было мало, намного меньше женщин, и все они были очень и очень пожилыми.

Ну, еще однажды пошли отмечать премию с сотрудницами в кофейню. Там сидели девочки категории «писечка» - веселые студентки, потягивающие весь вечер кофейные коктейли и постящие их в свои инстаграммчики. Они волновали что-то в Иван Иваныче, заставляя его чувствовать давно забытое чувство полового возбуждения. Одна из них даже подмигнула ему. И он засиял.

- Женщин вообще в России полно. Куда не пойду, везде одни женщины! – гордо написал в интернете Иван Иванович. – Стоящего мужика найти трудно. Одни гастарбайтеры да алкоголики. А женщин навалом. И молодых, и пожилых. Можно спокойно выбирать.

Камент не остался незамеченным. Будто по команде, где-то на том конце страны еще с десяток скучающих Иван Иванычей поставили к нему лайк.

Автомеханик Рылин, штангист Берсенев, шахтер Кропоткин и майор Шахилславов может быть, и возразили бы ему. В их суровых мирах женщины водились, напротив, крайне редко. Они бы может, и готовы были даже побороться за сантиметры бабей плоти под мозолистой ладонью, нежный воркующий голос над ушком, да ласковые руки. Они бы его точно не поняли.