«ОТЕЦ ВСТАЛ КОЛЕНОМ МНЕ НА ГРУДЬ, ПОКА Я ЕДВА НЕ ЗАХЛЁБЫВАЛСЯ ОТ КРОВИ...»
развернутьИнтернет содрогнулся от обсуждения откровенного текста бывшего редактора The Village Юрия Болотова, который признался в том, что отец его жестоко избивал и унижал. Люди разделились на два лагеря: одни выражали сочувствие и говорили о том, как страшно насилие над детьми, другие чуть ли не пытались обвинить в том, что он слабак и неудачник, сгущающий краски.
Якобы родители шлёпали и наказывали всех, но обиду и злость затаили немногие. Припоминать и выносить сор из избы на обсуждение — не по-мужски и глупо. Может, захотелось побыть жертвой и получить свою долю сочувствия, а, заодно, и славы?
Но я убеждена в том, что такими подробностями люди не хвалятся и не спекулируют ради известности. Как же мужчине должно быть тяжело, чтобы он об этом не просто упомянул во время посиделок с друзьями на кухне, выпив коньяку, а написал текст, тем более, будучи известным журналистом, и понимая, что это вызовет бурные обсуждения, и его имя будет ассоциироваться с домашним насилием? Нам же годами вбивали в головы, что мальчики не плачут, что они обязаны быть сильными, нельзя жаловаться и т.д. Вот, собственно, история, вызвавшая столько споров:
«В декабре моему отцу исполняется 50 лет. Отец — интересный и нетривиальный человек. Бывший военный строитель, офицер, он отлично разбирается в истории, фортификации, боевой технике, оружии и военном обмундировании. Он прекрасный рассказчик, который может увлечь своими историями любого. Вместе с ним в детстве я часто гулял по всяким стройкам и разрушенным фортам и дотам, и это во многом предопределило мои будущие интересы. Но сам он никогда прямо не решал за меня, как мне жить, о чём мечтать, кого любить.
А ещё мой отец годами жёстко бил меня. В детстве работало правило трёх предупреждений. Балуешься? Одно замечание, второе, а после третьего раза наказание. Вспылив, отец хватался за свой кожаный офицерский тапок и с размаху бил по голени, и ещё, и ещё. Меня старалась защищать мама, и прилетало и ей. Он знал, куда нужно бить; удары по голени — это очень больно, а потом ты ходишь с чёрными ногами: на одной семнадцать синяков, на другой ещё десять, какие-то уже сходят, какие-то новые. Я до сих пор в любой ситуации предпочитаю носить брюки.
Став подростком, во время споров я скрывался в своей комнате и запирался на защёлку — отец в ярости выломал её. Однажды мы особенно сильно из-за чего-то поссорились; прямым ударом в лицо он сломал мои очки и уложил меня на пол, а потом встал мне коленом на грудь, пока я лежал, едва не захлёбываясь от своей крови в горле. На следующий день он извинился и дал денег на новые очки. Кажется, с того момента мы больше ни разу не спорили, но и не общались толком.
В России не принято говорить о домашнем насилии, и я сам рассказываю о произошедшем во многом потому, что почти ничего не чувствую по этому поводу — разве что сожаление и какую-то усталость. Мне особо нечего добавить к этой паре абзацев: синяки на ногах прошли очень много лет назад, а оправ после той ссоры я сменил ещё три штуки. Мне кажется, я давно простил своего отца — я не могу не любить его; вот только живу в другом городе и редко приезжаю погостить. Я никогда никого не ударю. Но горькая правда заключается в том, что я до сих пор эмоционально изувечен. В один момент меня запросто можно растрогать до слёз сентиментальным финалом «Прибытия», а в другой — я буду со скучающим равнодушием наблюдать за жестокими убийствами в очередном корейском фильме.
Когда пару лет назад умерли мои дедушка и бабушка, я не почувствовал ничего. Мне хотелось загрустить, хоть как-то встрепенуться, но не вышло. И когда я вспоминаю детство, мне хочется по-настоящему закричать и заплакать; не останавливаться день, неделю, месяц, пока я не выплачу все слезы. Но я не могу. Мой терапевт говорит, что это защитная реакция: когда-то очень давно, пережив травму, я словно выключил часть себя, чтобы игнорировать насилие и как-то функционировать дальше. Отец отбил мне не голени, а часть эмоций, и многие мои чудачества и странные черты характера лишь следствие этой травмы. Впереди у меня годы, чтобы всё исправить.
Я оправдывал отца тем, что жестоким его сделала советская армия, и что его собственные родители сами были далеки от идеала. Но если я хочу включить себя обратно, мне нужно совершить первый шаг. В декабре у отца юбилей, и я поеду в Петербург, чтобы спросить его, зачем он все это со мной сделал».
P.S. Этот текст словно заставил меня замереть. И полностью пересмотреть своё отношение, став внимательнее. Нет, не к детям, даже когда мы слышим издалека как плачет ребёнок, у любого разрывается сердце. Стать внимательнее к мужчинам. Насколько им тяжелее пережить и признаться в том, что с ними когда-то сделали. Маленького мальчика жаль всем, а как штанишки стали чуть длиннее, так сразу: «Ты же солдат, ты же защитник, ты же кормилец!» «Впереди у меня годы, чтобы всё исправить». Даже не верится, что это говорит взрослый человек, образованный и вполне успешный, интересный мужчина, который так и не пережил детскую обиду. Как это страшно! Юрий говорит о том, что решил рассказать о насилии потому, что «больше ничего не чувствует». А я ему не верю. Просто есть такая невыразимая обида и боль от предательства самого родного человека, что трудно описать словами.
P.S. Этот текст словно заставил меня замереть. И полностью пересмотреть своё отношение, став внимательнее. Нет, не к детям, даже когда мы слышим издалека как плачет ребёнок, у любого разрывается сердце. Стать внимательнее к мужчинам. Насколько им тяжелее пережить и признаться в том, что с ними когда-то сделали. Маленького мальчика жаль всем, а как штанишки стали чуть длиннее, так сразу: «Ты же солдат, ты же защитник, ты же кормилец!» «Впереди у меня годы, чтобы всё исправить». Даже не верится, что это говорит взрослый человек, образованный и вполне успешный, интересный мужчина, который так и не пережил детскую обиду. Как это страшно! Юрий говорит о том, что решил рассказать о насилии потому, что «больше ничего не чувствует». А я ему не верю. Просто есть такая невыразимая обида и боль от предательства самого родного человека, что трудно описать словами.
Опубликовано 30.11.2016 в 15:56
Комментарии
С другой стороны... Мне кажется, написание текста спровоцировано именно его психологом. Есть такие, что видят корни всех бед в детстве. А тут такой богатый материал!))) А очень многие 'небитые' равнодушны к убийствам в фильмах и могут расплакаться от чего-то маленького, миленького, добренького... Прям уж, куда с добром - эмоционально изувечен! Трудотерапия вам в помощь, уважаемый редактор! Творчество вообще должно чередоваться с напряжённой работой мышц. Руки работают, мозги на место становятся после тяжкого интеллектуального труда. Текст скрыт развернуть
Так надо хоть выслушать и попробовать понять... Текст скрыт развернуть
А не согласиться с выводами исповедающегося можно? Если можно, то это я как раз о том. Текст скрыт развернуть
это трагедии...и они идут со мной по всей жизни.... Текст скрыт развернуть
Как мать не ушла от него. Видела же как он калечит сына.
Нет такому отцу прощения Текст скрыт развернуть
Потому что по сути, никто никого не имеет права прощать. Люди не боги и не судьи. А вот стать другими, продолжить развитие. внести свой вклад в будущее, в ХОРОШЕЕ будущее, для себя, своих потомков, своего Рода, частью которого остаются и наши предки - вот это мы все должны.
Вы сделали то, что должны были и сделали правильно. Текст скрыт развернуть