Плутовство в любви

                 (Из книги «Изнанка любви, или Опыт трепанации греха...»)     

Гуляла похоть, нарядясь в любви одежды.

Е. Евсеев

«Кто пишет о ней (жизни – Г. С.) почтительно и по всем правилам, умалчивает о большей ее половине» (М. Монтень).

«Что такое история оргазма? История скрытого тела, подавленных желаний плоти, сдерживаемой общественными запретами и законами нравственности» (Р. Мюшембле). «Самый факт природы ощущается как постыдный». «Стыд постепенно ослабевает и, наконец, совсем теряется» (В. Соловьев). «Это присущее цивилизованному обществу чувство выполняет определенную культурную функцию». Чтобы скрыть «некоторые уголки своей жизни» человек «набрасывает таинственный покров даже на самые естественные и самые необходимые цели природы». «Превратив таинство пола в неиссякаемый родник физиологического и психического наслаждения, люди не могли не понять опасности этого открытия для цивилизации. Это наслаждение могло стать губительным для человека. Его использование следовало контролировать. Неограниченные половые раздражения могли вызвать постоянное возбуждение у представителей противоположного пола, привести к хаотичности и гипертрофированности сексуальных отношений и в конечном счёте стать гибельными для здоровья людей и разрушительными для порядка и организации общества. Ограничение наготы у некоторых народов исключительно строгое. В Южной Индии, например, издавна существует традиция, согласно которой женщины всегда должны прикрывать даже рот. Очень суровы подобного рода запреты для мусульманок» (Сексологическая энциклопедия).

       «При всех негативных последствиях для общества, экономическом ущербе, удовольствиях обеих сторон или страданиях и унижениях одной из них поражает двойственность отношений мужчин и женщин к противоположному и своему собственному полу» (Н. Узлов).  «...В любви встречаются две противоположности, два мира, между которыми нет мостов и не может быть никогда» (Л. Андреас-Саломе).

       «Правду о любви следует искать не в науке, не в философии, а в поэзии, или точнее, у великих поэтов, да и то не у всех. Из несметного множества поэтов и романистов, писавших о любви, лишь у немногих можно найти сравнительно верное, искреннее и сколько-нибудь трезвое отношение к этой страсти. Казалось бы, нетрудно нарисовать правдивую картину явления, столь распространенного, однако нужен весь гений великих художников, вся присущая гению жажда правды, чтобы не налгать в этом соблазнительном случае, не приукрасить, не преувеличить. Даже и великие художники далеко не все обладали достаточною для этого совестью».

«Для изучения любви не нужно обращаться ко многим поэтам: достаточно остановиться на одном великом. Я остановлюсь на Шекспире, который, по выражению Пушкина, один «дал нам целое человечество».

«Надо заметить, что Шекспир взял свое понятие о любви не из чужих рук, как делают многие поэты, а из самой природы, из окровавленного этою страстью собственного сердца. Между множеством увлечений, у него, говорит Тэн, «была одна... – страсть несчастная, слепая, деспотическая, гнет и позор которой он сам чувствовал и от которой все-таки не мог и не хотел освободиться. Нет ничего грустнее его признания, ничего более характеризующего безумие любви и чувство человеческой слабости: «Когда моя возлюбленная, говорит Шекспир, клянется, что ее любовь истинна, я ей верю, хотя знаю, что она лжет» (М. Меньшиков).

      «Любовь – единственное чувство, в котором все истинно и все ложно»     (Н. Шамфор). «Ваши дружелюбные слова ничего не значат, если тело сообщает нечто другое» (Д. Борг).

«В моих устах спокойная улыбка,

  В груди – змея!.. (К. Прутков).

        «Любовь в том виде, в каком она существует в обществе (свете) – это всего лишь игра двух прихотей и взаимообман воображений» (Н. Шамфор). «Любовь – это игра, в которой оба игрока обманывают друг друга» (англ.). здесь «грех и стыд идут друг за другом как причина и следствие» (Д. Дефо), а лицемерие и благопристойность призваны скрыть безобразную сущность плотского наслаждения. «Влюбленность начинается с того, что человек обманывает себя, а кончается тем, что он обманывает другого» (О. Уайльд). «Любовь – игра, в которой всегда плутуют» (О. Бальзак). «Любовь живет желанием и питается обманом. Она просто несовместима с правдой»            (А. Франс). «Ложь в любви необходима» (И. Губерман).

                      «Нет, у него не лживый взгляд,  

                       Его глаза не лгут.

                             Они правдиво говорят,

                             Что их владелец – плут» (Р. Бернс).

«Ложь обладает сотней тысяч обличий и не имеет пределов»                 (М. Монтень). «Самая жестокая ложь часто говорится молча» (Р. Стивенсон).  «Никто не хочет быть самим собой» (М. Нордау). «Честность несвойственна ни одному человеку, это абиологический процесс» (С. Савельев). «Лживость – гнуснейший порок». «Свет и похоть – смертельные враги» (У. Шекспир).

«Великая ложь» (Б. Шипов) любви начинается с преодоления стыда за похоть. «Нагромождение несовместимостей» (А. Секацкий) обрекает человека на «злой обман» (З. Гиппиус), на расчетливое сожительство с грехом. «Зачем люди говорят правду, если врать гораздо выгоднее»              (Л. Витгенштейн). И хотя, как считает  Ибсен, «лгать себе бессмысленно», необходимо плутовать, чтобы не испугать жертву.

Известно, что анекдот это, если не разоблачение, то намек, позволяющий делать умозаключения.

Армянское радио спросили:

–      «Что такое иллюзия?

Оно ответило:

–      «Это когда мужчина трахает женщину и думает, что он на седьмом небе, а сам в двух сантиметрах от ж...».

Здесь армянское радио только намекает на местонахождение преступника – оскорбителя, причем как у мужчин, и в первую очередь у них, так и у женщин. Мы же делаем умозаключение, что преступник не ж..., а ее владелец, использующий ее в половом акте не по прямому назначению – для  физического испражнения, – а как средство возбуждения и поддержания эрекции за счет мыслей об осквернении.   Поскольку половой акт есть не что иное как обмен «любезностями» двух промежностей, где, собственно, и собрались исполнители преступления (две ж...), то за уликой, то есть ж... как главным аргументом «любви», нетрудно найти и заказчика, который ловит от этого кайф. Таким образом, намек армянского радио вполне можно истолковать как доказательство того, что расположение ж... в абсолютной близости от половых органов не случайно.

Каждый знает, что обманывает другого, но делает вид, что об этом не знает, стараясь обмануть, в первую очередь, себя. В то же время он знает, что другой знает о его подлых мыслях в свой адрес и опять же старается внушить себе, что этот другой ни и чем не догадывается. «Но если я знаю, что вы знаете, и вы знаете, что я знаю, что вы знаете и т. д., то такая шарада уже не может поддерживаться» (С. Пинкер). Таким образом, каждый пытается обмануть двух свидетелей преступления – себя, вернее свою совесть, и партнера.

Что же мы видим? А вот что!

«...Воссоздание «преступления, путем умозаключений на основе интерпретации улик, не является исключительно «риторическим» – оно   разоблачает... правду...» (С. Жижек). «Поскольку же улик нет, никак невозможно на деле продемонстрировать, что индивид неисправим»            (М. Фуко). Ваше понимание сути половой любви зависит от того, кем вы считаете ж... и иже с ней – свидетелем или соучастником преступления. Сила сладострастия прямопропорциональна тесноте сотрудничества заказчика (воображения) с непосредственными исполнителями действа, вплоть до взаимодействия ж... «с самой информативной частью тела» (Д. Саймонс) – с человеческим лицом как воплощением личности. В результате совокупляющиеся, совершая необходимые для получения удовольствия от унижения предмета «любви» телодвижения,  выдают себя как мерзавцев.

        Правдивость в любви была бы казусом. «Женщины свободно могут заключить дружбу с мужчиной, но чтобы сохранить ее – для этого должна привступать небольшая доза физической антипатии» (Ф. Ницше). Женщина извлекает удовольствие преимущественно от демонстрации оголенной ж..., наслаждаясь обнаженностью улики. Иначе, зачем ей все это нужно: «однажды перестав краснеть, она уже не покраснеет никогда» (Д. Дидро). Мужчинам аналогичное удовольствие также не чуждо, что вовсе не говорит о  женственности их натуры.

«Какая любовь, если во мне сидит похоть, которая есть не что иное как   аппетит моей промежности, жаждущей осквернить красоту? Сексуальная привлекательность имеет одно мерило – силу эрекции, вдохновляемую картинами покушения моей бесноватой задницы на прекрасное, высокое, достойное... Только моя задница знает кого мне любить. Фишка «французской любви» – возможность излияния «бездной души» «любезности» срамных мест в отношении лица другого. Мне мила промежность любимой, но я не забываю и о скверне, которую рисует мое воображение, когда я, выражая свою безмерную «любовь», демонстрирую ей свою» (Лакмусовая бумажка) ¹.

       Сексуальность мужчины и женщины по своей скрытой сути не может принципиально отличаться. «Должно быть ясно..., что «душа» ... имеет фемининный характер у мужчины и маскулинный характер у женщины» (К. Юнг). Разделение полов не абсолютно. «Двигать зоной женских гениталий в мужской манере явно выдают активное качество ощущения удовлетворения» (П. Федерн). «Более слабому партнеру остается только стать покорным слугой сильнейшего, предоставив в его распоряжение гениталии» (С. Блекберн). При этом принято считать, что «мужчина возбуждается тем, что он делает с женщиной, а не тем, что она делает с ним; женщина возбуждается тем, что мужчина делает с ней, а не тем, что она делает с ним» (Э. Берн). Однако, обусловленный физиологией женский мазохизм, в отличие от мужской агрессивности и садизма, безобиден лишь внешне. Ассортимент воображаемых ею ассоциаций осквернения личности любимого столь же мало отличается от мужского, сколь различно у полов количество отверстий для испражнения, удачному расположению которых мы обязаны оргазму. Подвох по умолчанию в полноценном половом акте неизбежен и взаимен.

      «Похоть исходит из тела, любовь исходит из сознания. Но люди не знают своего сознания, и это непонимание продолжается и продолжается – любовью считается их телесная похоть» (Ошо). Это означает, что порочность взаимных намерений и аморальность того, что происходит во время «занятий любовью», для большинства, в том числе для женщин, не является секретом: «любовь – это самая странная и нелогичная вещь на свете» (Д. Смит); «секс – дело грязное, приберегите его для того, кого полюбите» (Э. Перель).

        «Мужчины недооценивают отвращение женщин к сексуальной агрессии» (Кэтс де Врис). «Настойчивые ухаживания быстро сменяются сексуальной агрессией и насилием. Поскольку любое совокупление не есть проявление любви, то «насильник вынужден помалкивать и привыкает к жульничеству» (Ж. Батай). «В основе преклонения лежит весь ужас похоти и  вожделения. Мужчины делают из женщин мадонн, но не могут игнорировать свои сексуальные потребности. Соответственно, они неизбежно оскверняют райский сад» (Ф. Тэллис).

      «...Предъявление чувств для нас естественно, а вот сокрытие требует значительных усилий» (Л. Млодинов). «Женщины обманывают, чтобы скрыть свои чувства, мужчины – чтобы показать чувства, которых нет» (А. де Монтерлан). «Любовь... с одной стороны скотство, а с другой – церемония» (П. Брюкнер).  

      Очевидно, что козни с целью овладения другим телом – это прежде всего способ сокрытия постыдного. «Зверь в нас должен быть обманут. Мораль есть внутренняя ложь без которой он растерзал бы нас» (Ф. Ницше). Если «человек есть квинтэссенция праха» (У. Шекспир), то его половой акт – квинтэссенция подлости²; причем, как видим, независимо от половой принадлежности.

«Ложь несет душе и телу бесконечные мученья» (Ш. Руставели). «Теория психоанализа обнаруживает в каждом человеке свинью, – свинью, оседланную сознанием. Плачевный итог: свинье неудобно под этим благонамеренным седоком. Но и седоку не лучше: его задача не только править свиньей, но и делать ее невидимой» (С. Лем).

        «Дьявол бесконечно изобретателен, а секс – его любимая тема. Он на каждом шагу готов уловить вас как посредством щедрой романтики или нежных мотивов, так и посредством других более низменных животных инстинктов». Он дурачит «лестной симпатией, мило приправленной сексуальным возбуждением» (Д. Толкиен). «Внимательно относитесь к тому, кем вы хотите казаться. Мы и есть те, кем хотим казаться» (К. Воннегут).

По-пастырски. «Любовь... предполагает справедливость». «Человеческая нравственность не может опираться только на полезность, она должна обращаться к справедливости. Справедливость же добивается признания внепотребительской ценности личности: в этом пункте «справедливость» особенно явно противопоказана чистой «полезности». Тем более в сексуальной сфере недостаточно констатировать, что данный способ поведения «полезен», важно другое – «справедлив» ли он?»

«Внешние проявления нежности могут создавать видимость любви, какой на самом деле не существует. Мужчина-соблазнитель, как правило, прибегает к разнообразным вариантам нежности, подобно тому как женщина-кокетка пытается играть на чувствах, хотя и в том и в другом случае отсутствует истинная любовь личности» (Иоанн Павел II).

По-научному. «Нигде в истории культуры  мы не сможем найти как таковой естественности в отношении сексуальной сферы». «...Для человеческих существ оказывается совершенно неестественно вести себя «естественно» в отношении своего физического естества» (М. Якоби).  «Характерной чертой эротического желания является чувство выхода за пределы дозволенного, преодоления запрета, присутствующего во всех сексуальных контактах, запрета, происходящего из эдиповой структуры сексуальной жизни. Это чувство принимает многочисленные формы, и самым простым и универсальным из них является нарушение традиционных социальных ограничений, налагаемых обществом на открытую демонстрацию интимных частей тела и чувство сексуального возбуждения» (О. Кернберг).

Комментарий. Пока существует плоть – миру в душе человека не бывать. Учитывая, что чужим телом и ощущением «злой радости» от унижения другой личности в половом акте пользуются практически все, можно сказать, что мораль и нравственность нашли смерть в нашем паху. Однако, стыд и совесть заставили человека плутовать и придумать так называемую «таинственность души» и бутафорию под названием этикет.

Может быть вся загадка этой таинственности в том, что человек, используя другого для удовлетворения грязных желаний, не хочет признать в себе негодяя?  Не может, вернее, не хочет  в это поверить?

_______________________

¹Писал явно анальный тип эксгибиционистского толка. «Сексу всегда, хотя бы немного, свойственен эксгибиционизм...» (С. Жижек).

²Подлый – низкий в нравственном отношении, бесчестный (Викисловарь), то есть негодяй, подонок, мерзавец, дрянь, паскуда, сволочь, скот... – кому что нравится. «Есть три рода подлецов на свете: подлецы наивные, то есть убежденные, что их подлость есть высочайшее благородство, подлецы, стыдящиеся собственной подлости при непременном намерении все-таки ее докончить, и, наконец, просто подлецы, чистокровные подлецы»                 (Ф. Достоевский).

- Я смотрю в зеркало. Собираюсь на свидание... Боюсь. Боюсь увидеть напротив себя скучающе-равнодушное лицо и оценивающий взгляд. Она-то точно спокойна и уверена в себе и своей привлекательности. То, что сейчас с нею рядом никого нет и она согласилась со мной встретиться — это недоразумение для нее и удача для меня… Последний шанс, больше таких не будет никогда! Ощущаю себя просителем или как на экзамене, и нельзя ударить в грязь лицом… Нет, нельзя быть таким, нужно больше уверенности, твердости во взгляде. Вот, вот такой вот взгляд. Мышцы лица, правда, напряжены, но со стороны это точно не видно, со стороны я выгляжу уверенно и невозмутимо, наверняка. Нельзя, ни в коем случае нельзя выглядеть неуверенным или растерянным.. Так, какие темы-то заготовить для разговора? Чтобы ей было интересно… Блин, я не знаю, что ей интересно, а то что я люблю… Да какой идиот говорит с девушкой на свидании про горы, туризм и экспедиции? Нужно что-то легкое и ни о чем серьезном.  И вообще — а вдруг я покажусь скучным занудой, без энергии и драйва? Может, да ну их, эти разговоры, может, больше движухи? Приставать как-нибудь? А вдруг покажусь банально озабоченным? Вдруг она подумает, что все, что я от нее хочу — это секс? В общем, если честно, пока это правда, но так же нельзя…  Да и приставать-то у меня толком не получается… Черт, как же ее развлечь, как же сделать встречу интересной для нее, как стереть с лица эту ее скуку… Форменный ужас — это неловкое молчание вдвоем, от которого хочется моментально сбежать куда-то, лишь бы не эта тягостная пауза… Грудь распирает от тревоги, дыхание сбивается, страх… Стыд от этого страха, злость на неуверенность, а ну-ка лицо обратно сделал уверенным, блин…  Тоска… Экзамен… Я смотрю в зеркало…

**********************

С подросткового возраста я усвоил одно «железное» правило: с женщиной надо что-то делать. Надо ее завоевывать, осаждать неприступные крепости, покорять. Женщина – это крепость, и еще – суровая судья в фигурном катании, которая оценивает все твои старания, и поднимает таблички с баллами.

Чувствовать себя завоевателем, покорителем было приятно. Но получалось плохо. Я – как и множество мужчин вокруг меня – пребывал в жестком конфликте между тем, кем я был – и кем должен быть, чтобы «завоевывать». Завоеватель – решителен, тверд и уверен в своей неотразимости. Знает, как доставить удовольствие женщине. Женщина не знает своего счастья в твоем лице, и тебе нужно убедить ее в том, что вот ты – он самый! А если не можешь – то на свалку истории!

Но при этом на задворках сознания билась одна мысль, в которой я себе не отдавал отчета: завоевывают тех, кто сопротивляется, тех, кто не хочет. Женщина не хочет мужчину, она просто ему уступает. Глубоко иррациональная, она, тем не менее, высказывалась в той или иной форме многими мужчинами.

Не хочется быт завоевателем, превращающим знакомство и общение в какую-то изощренную форму насилия? Ок, будь собой! Но что значит будь собой? Впадаешь в другую крайность. Никакой агрессии. Никакого намека на то, что девушка интересна тебе сексуально – о боже, её же ужасно оскорбит тот факт, что ты ее хочешь. Хотеть женщину – это для примитивных мачо, мы не такие! Мы уважаем в женщине человека! Стыдишься своего возбуждения – и одновременно страшно завидуешь тем парням, которые позволяют себе это. Даже если слишком позволяют…

И в результате вы общаетесь как люди. Как хорошие друзья, знакомые… Но не как мужчина и женщина. И все вроде хорошо, но никуда не девается тоска как результат собственной игры в «просто человека»…

С женщиной нужно что-то делать… Сочетание образа пассивного объекта и образа суровой, насмешливой судьи, требовательной, неумолимой, порождает сильнейшую тревогу. У тебя нет права на ошибку. У тебя нет права на подсказки – ты должен догадаться сам, мужчина должен уметь доставлять удовольствие женщине. Даже если сама женщина не понимает, в чем ее удовольствие. «А ты разгадай меня!» - когда-то давно эти слова не казались мне какими-то странными. Активен только я, а моей активности «должны» сопротивляться или,  по крайней мере, не идти на встречу, а ускользать – но не слишком далеко. Это круто, ты охотник – но при этом бесконечно одинокий…

Тем сильнее было удивление и недоумение, когда наконец «завоеванная добыча» покорно ложилась в постель (если до этого доходило, конечно) – и была пассивна, снова ожидая, что ее разгадают. В такой пассивности собственная активность переживалась как нечто, близкое к насилию. Собственная страсть кажется какой-то смешной и странной… И еще: это ты виноват, в том что она – пассивна. Был бы ты получше…

При этом в голову не приходила простая мысль: спросить. Признать тот факт, что мы не знаем друг друга. Первый секс редко бывает вдохновляющим сам по себе – он манит будущим удовольствием, предвкушением. Но для этого нужно узнать друг друга. А спросить – страшно. Потому что вопросом своим признаешься в растерянности. В том, что инстинкт мало что подсказывает в отношении конкретной женщины. Что не знаешь всего наперед… И еще боишься «разбудить» ту саму судью…

Что чувствует при этом сама женщина – в голову приходит редко. Слишком зацикливаешься на образах, которым должен соответствовать. Не до чувствительности к собственным переживаниям – и к переживаниям женщины, которая рядом с тобой, и чье сердце бьется тоже часто-часто. Когда балансируешь на канате, и любой наклон в сторону – катастрофа – нет времени для жизни.

Вероника Хлебова: Так много чувств!
Знаешь, я раньше думала, что мужчины ничего не чувствуют. Мне неоткуда было узнать, что это не так.
  Когда я сообщала что-то о своих переживаниях, мои мужчины либо предлагали мне что-то практическое – как «решить» мою проблему, либо не выносили моих чувств, называя истеричкой. Это если чувства зашкаливали…
  Однако в большинстве случаев мне требовалось что-то другое… Называй как хочешь – сопереживание, эмпатия… Мне хотелось чувствовать, что мужчина на моей стороне.
И  практически никогда они не делились со мной своими  переживаниями.
Бывало – жаловались, перечисляя события, но переживаний за этим перечислением я не могла определить. Так и складывалось странное представление – мужчина – не живой, оживляется только в сексе…
  Можешь смеяться, но когда я, будучи уже терапевтом, начала осознавать, что у мужчин много самых разных переживаний, у меня возникла одна мысль, которую можно было бы счесть невежественной «Мужчины – тоже люди». Увы, мужчины в моей жизни немало способствовали тому, чтобы я не видела их живыми.

Илья Латыпов: Живым нам можно быть еще на футболе. Или в сугубо мужской компании - но и там есть свои правила, одним из которых часто является "не ной" или "не будь как баба!". А под этими правилами подразумевалось: держи эмоции под замком. Чувства делают мужчину слабым. Сильным мужчину делает только действие. Поэтому - вперед, делай или предлагай действие, а эти сопли только разжижают. И, в конце концов - привыкаешь... Что делать с этими женскими истериками?! Чего они хотят, блин? Я же предлагаю действия, варианты, я сильный, вы же хотите сильных?!

Вероника: Да, хотим... Видимо, здесь есть какая-то загвоздка. Мне действительно хочется опереться на сильного, потому что я знаю, что ты - сильный, и в этом твоя особенность. Я не могу быть сильнее тебя, мы так созданы

Илья: Загвоздка, как мне кажется, заключается в том, что мы называем "силой".

Вероника: Ты не мог бы развернуть свою мысль?

Илья: Под "силой" часто понимают "жесткость". То есть непреклонность, способность не сгибаться ни перед какими сложностями. Однако в природе жесткое ломается в первую очередь. Значительно большим потенциалом обладает  гибкость. Например, гибкость дерева или лука, сделанного из дерева: ты можешь сгибаться под давлением среды/внутренних конфликтов, но потом все равно выпрямляться или, как дерево, оставаться на своем, уцепившись корнями за почву. А в нашей культуре мужчинам предписывается жесткость, а женщинам — рыхлость.
  Женские эмоции пугают тогда, когда сам не знаешь, что делать с собственными переживаниями. От слез размягчаешься, от любви, сочувствия, близости тоже - становишься гибче, но это часто ощущается со страхом "развалиться". Женщина в слезах и переживаниях, обращающаяся за поддержкой, может переживаться как разваливающаяся, нужно ее немедленно "собрать" заново, опутать "железной" поддержкой, внешним каркасом...
  Но когда я соприкоснулся с опытом собственных сильных переживаний, говорил о своей боли, и не был отвергнут женщиной, и обрел второе дыхание - вот тогда я стал осознавать, что сильные чувства - это не катастрофа. Что можно быть рядом со мной таким, не отворачиваться от меня с гримасой отвращения. И тогда сам выпрямляешься, и готов быть той самой опорой - потому что грудь расправляется.

Вероника: Илья, это очень трогательно. И грустно одновременно. Трогательно - потому что мне важны эти чувства и переживания - как женщине. Я чувствую в этом случае взаимосвязь, общность, что мы вместе, мы похожи. Если ты предъявляешь чувства, и я – это то поле, в котором мы взаимодействуем на глубинном уровне. На этом уровне отношения становятся более близкими.
Грустно от того, что, видимо, ввиду наличия того самого убеждения - массового, я полагаю, мало кто из мужчин отваживается на то, чтобы пережить такие эмоциональные процессы...

И, придется признать, что и женщинам нужно быть готовыми встретиться с такими переживаниями,  и вынести их. Признаться, я не всегда была такой принимающей…. Когда-то мне хотелось, чтобы мои чувства мужчина принял, а свои куда-то дел…
Сейчас мне нужно, чтобы мои близкие мужчины делились со мной – и потому,  что у меня увеличился ресурс выдерживать эти переживания, и потому что  мне стало необходимо встречаться с человеком, с мужчиной – целиком, а не только с  его частью.

Илья: Мне кажется, что мужчин таких становится больше. И в терапию приходит все больше мужчин, и они разные - мягкие, ненавидящие свою мягкость, и жесткие, тоже ненавидящие свою мягкость, но запрятанную за жестким каркасом. Но они приходят, и начинают постепенно реабилитировать свою эмоциональность, которую спутали со слабостью, и обретают гибкость - то самое сочетание жесткости и мягкости, которое дает возможность выдерживать даже самые сильные удары... Я оптимист в этом отношении.
  И очень важно мне, как мужчине, было слышать и узнавать от других мужчин, что они переживают что-то похожее на то, что переживаю я, а от женщин увидеть принятие моей "мягкости". Потому что иногда ловил себя на мысли, что моя эмоциональность - это что-то неправильное, и что "настоящий мужчина" (а это почти все остальные мужчины) "такого" не испытывает.
  И когда получается реабилитировать собственную чувствительность, я не боюсь встретиться с переживаниями женщины, откликаюсь на них, готов быть рядом, и не затыкать чувства свои и чужие, а сопереживать, не сбегать в "сделай то и сделай это".

Вероника: Я верю, что мужчины, идущие той же дорогой, поддержат тебя, и сами смогут опереться на твой опыт. Я, в свою очередь, хочу сказать, что мне как женщине беспрецедентно важно то, что мы сейчас обсуждали. Я жду твою чувствительность и гибкость и верю в свою способность встретиться с ними.

Илья: Спасибо - твоя готовность для меня очень важна :)