Если мы ограничиваемся наблюдением только за внешней стороной дела, то можем очень и очень сильно ошибиться. Например, когда судим о чем-то по результатам или по видимым усилиям. Потому что мы никогда не знаем, какую внутреннюю цену платит человек за то, что он делает.
Например, кто-то на соревнованиях прибежал последним в марафонском забеге. Неудачник, слабак? А я вот, как бывший легкоатлет, думаю о том, сколько внутренних сил ему могло потребоваться, чтобы не сойти с дистанции - потому что такое искушение есть - и все-таки доковылять до финиша. Зная при этом, что ты - последний.
Сколько внутренних усилий требует сказать правду прямо в лицо родителям, и без подросткового вызова, а со страхом - что сейчас накажут. И ведь наказывают часто. Получается - за правду.
Солдат в бою может обмочиться от страха (и это бывает нередко). Но остаться на позиции. Кто-то может смеяться над этим, но те, кто смеются - они остались бы на позиции, если бы по ногам потекло от ужаса?
Сколько внутреннего мужества может потребовать простое "нет" своему начальнику, жутко напоминающего отца-тирана. Да, такое вот запинающееся, неуверенное, испуганное, жалкое "нет". По степени интенсивности такое переживание может достигать уровня стресса в бою.
Выйти на сцену и доиграть неудачно начавшуюся мелодию, дочитать стих, договорить монолог. Или выйти на татами для безнадежно проигранного соревнования в единоборствах или коряво прыгнуть с трехметрового трамплина - когда жутко хочется просимулировать болезнь и отказаться... Признаться в любви - или даже подойти к девушке/юноше. Впервые выложить в сеть свои стихотворения/статьи. Согласиться показать свою работу как психолога перед коллегами. Организовать с маленькими детьми спектакль для зрителей. Заговорить с иностранцем на его языке с этим смешным или грубым акцентом: для кого-то просто, а для кого-то - зависнуть над пропастью.
Если что-то плохо получилось - вовсе не обязательно лицемерно хвалить и говорить что "все отлично!", я не люблю этот приторный позитив. Но сказать об уважении к тем, кто вышел и решился - считаю очень важным. Мужество быть проявляется именно в такие моменты - когда все внутри сжимается, когда платишь высокую внутреннюю цену - но делаешь. Дело часто не в процессе и не в результате. А в том, что решился. Даже если то, что сделал, кому-то кажется никчемным или незначительным.
Поэтому так растаптывает самоуважение чье-то самоуверенное "ну это всего лишь... ", "ну, это просто..." или "вот если бы...". Сначала добегите. Последними. Под свист.
- Я смотрю в зеркало. Собираюсь на свидание... Боюсь. Боюсь увидеть напротив себя скучающе-равнодушное лицо и оценивающий взгляд. Она-то точно спокойна и уверена в себе и своей привлекательности. То, что сейчас с нею рядом никого нет и она согласилась со мной встретиться — это недоразумение для нее и удача для меня… Последний шанс, больше таких не будет никогда! Ощущаю себя просителем или как на экзамене, и нельзя ударить в грязь лицом… Нет, нельзя быть таким, нужно больше уверенности, твердости во взгляде. Вот, вот такой вот взгляд. Мышцы лица, правда, напряжены, но со стороны это точно не видно, со стороны я выгляжу уверенно и невозмутимо, наверняка. Нельзя, ни в коем случае нельзя выглядеть неуверенным или растерянным.. Так, какие темы-то заготовить для разговора? Чтобы ей было интересно… Блин, я не знаю, что ей интересно, а то что я люблю… Да какой идиот говорит с девушкой на свидании про горы, туризм и экспедиции? Нужно что-то легкое и ни о чем серьезном. И вообще — а вдруг я покажусь скучным занудой, без энергии и драйва? Может, да ну их, эти разговоры, может, больше движухи? Приставать как-нибудь? А вдруг покажусь банально озабоченным? Вдруг она подумает, что все, что я от нее хочу — это секс? В общем, если честно, пока это правда, но так же нельзя… Да и приставать-то у меня толком не получается… Черт, как же ее развлечь, как же сделать встречу интересной для нее, как стереть с лица эту ее скуку… Форменный ужас — это неловкое молчание вдвоем, от которого хочется моментально сбежать куда-то, лишь бы не эта тягостная пауза… Грудь распирает от тревоги, дыхание сбивается, страх… Стыд от этого страха, злость на неуверенность, а ну-ка лицо обратно сделал уверенным, блин… Тоска… Экзамен… Я смотрю в зеркало…
**********************
С подросткового возраста я усвоил одно «железное» правило: с женщиной надо что-то делать. Надо ее завоевывать, осаждать неприступные крепости, покорять. Женщина – это крепость, и еще – суровая судья в фигурном катании, которая оценивает все твои старания, и поднимает таблички с баллами.
Чувствовать себя завоевателем, покорителем было приятно. Но получалось плохо. Я – как и множество мужчин вокруг меня – пребывал в жестком конфликте между тем, кем я был – и кем должен быть, чтобы «завоевывать». Завоеватель – решителен, тверд и уверен в своей неотразимости. Знает, как доставить удовольствие женщине. Женщина не знает своего счастья в твоем лице, и тебе нужно убедить ее в том, что вот ты – он самый! А если не можешь – то на свалку истории!
Но при этом на задворках сознания билась одна мысль, в которой я себе не отдавал отчета: завоевывают тех, кто сопротивляется, тех, кто не хочет. Женщина не хочет мужчину, она просто ему уступает. Глубоко иррациональная, она, тем не менее, высказывалась в той или иной форме многими мужчинами.
Не хочется быт завоевателем, превращающим знакомство и общение в какую-то изощренную форму насилия? Ок, будь собой! Но что значит будь собой? Впадаешь в другую крайность. Никакой агрессии. Никакого намека на то, что девушка интересна тебе сексуально – о боже, её же ужасно оскорбит тот факт, что ты ее хочешь. Хотеть женщину – это для примитивных мачо, мы не такие! Мы уважаем в женщине человека! Стыдишься своего возбуждения – и одновременно страшно завидуешь тем парням, которые позволяют себе это. Даже если слишком позволяют…
И в результате вы общаетесь как люди. Как хорошие друзья, знакомые… Но не как мужчина и женщина. И все вроде хорошо, но никуда не девается тоска как результат собственной игры в «просто человека»…
С женщиной нужно что-то делать… Сочетание образа пассивного объекта и образа суровой, насмешливой судьи, требовательной, неумолимой, порождает сильнейшую тревогу. У тебя нет права на ошибку. У тебя нет права на подсказки – ты должен догадаться сам, мужчина должен уметь доставлять удовольствие женщине. Даже если сама женщина не понимает, в чем ее удовольствие. «А ты разгадай меня!» - когда-то давно эти слова не казались мне какими-то странными. Активен только я, а моей активности «должны» сопротивляться или, по крайней мере, не идти на встречу, а ускользать – но не слишком далеко. Это круто, ты охотник – но при этом бесконечно одинокий…
Тем сильнее было удивление и недоумение, когда наконец «завоеванная добыча» покорно ложилась в постель (если до этого доходило, конечно) – и была пассивна, снова ожидая, что ее разгадают. В такой пассивности собственная активность переживалась как нечто, близкое к насилию. Собственная страсть кажется какой-то смешной и странной… И еще: это ты виноват, в том что она – пассивна. Был бы ты получше…
При этом в голову не приходила простая мысль: спросить. Признать тот факт, что мы не знаем друг друга. Первый секс редко бывает вдохновляющим сам по себе – он манит будущим удовольствием, предвкушением. Но для этого нужно узнать друг друга. А спросить – страшно. Потому что вопросом своим признаешься в растерянности. В том, что инстинкт мало что подсказывает в отношении конкретной женщины. Что не знаешь всего наперед… И еще боишься «разбудить» ту саму судью…
Что чувствует при этом сама женщина – в голову приходит редко. Слишком зацикливаешься на образах, которым должен соответствовать. Не до чувствительности к собственным переживаниям – и к переживаниям женщины, которая рядом с тобой, и чье сердце бьется тоже часто-часто. Когда балансируешь на канате, и любой наклон в сторону – катастрофа – нет времени для жизни.
Вероника Хлебова: Так много чувств!
Знаешь, я раньше думала, что мужчины ничего не чувствуют. Мне неоткуда было узнать, что это не так.
Когда я сообщала что-то о своих переживаниях, мои мужчины либо предлагали мне что-то практическое – как «решить» мою проблему, либо не выносили моих чувств, называя истеричкой. Это если чувства зашкаливали…
Однако в большинстве случаев мне требовалось что-то другое… Называй как хочешь – сопереживание, эмпатия… Мне хотелось чувствовать, что мужчина на моей стороне.
И практически никогда они не делились со мной своими переживаниями.
Бывало – жаловались, перечисляя события, но переживаний за этим перечислением я не могла определить. Так и складывалось странное представление – мужчина – не живой, оживляется только в сексе…
Можешь смеяться, но когда я, будучи уже терапевтом, начала осознавать, что у мужчин много самых разных переживаний, у меня возникла одна мысль, которую можно было бы счесть невежественной «Мужчины – тоже люди». Увы, мужчины в моей жизни немало способствовали тому, чтобы я не видела их живыми.
Илья Латыпов: Живым нам можно быть еще на футболе. Или в сугубо мужской компании - но и там есть свои правила, одним из которых часто является "не ной" или "не будь как баба!". А под этими правилами подразумевалось: держи эмоции под замком. Чувства делают мужчину слабым. Сильным мужчину делает только действие. Поэтому - вперед, делай или предлагай действие, а эти сопли только разжижают. И, в конце концов - привыкаешь... Что делать с этими женскими истериками?! Чего они хотят, блин? Я же предлагаю действия, варианты, я сильный, вы же хотите сильных?!
Вероника: Да, хотим... Видимо, здесь есть какая-то загвоздка. Мне действительно хочется опереться на сильного, потому что я знаю, что ты - сильный, и в этом твоя особенность. Я не могу быть сильнее тебя, мы так созданы
Илья: Загвоздка, как мне кажется, заключается в том, что мы называем "силой".
Вероника: Ты не мог бы развернуть свою мысль?
Илья: Под "силой" часто понимают "жесткость". То есть непреклонность, способность не сгибаться ни перед какими сложностями. Однако в природе жесткое ломается в первую очередь. Значительно большим потенциалом обладает гибкость. Например, гибкость дерева или лука, сделанного из дерева: ты можешь сгибаться под давлением среды/внутренних конфликтов, но потом все равно выпрямляться или, как дерево, оставаться на своем, уцепившись корнями за почву. А в нашей культуре мужчинам предписывается жесткость, а женщинам — рыхлость.
Женские эмоции пугают тогда, когда сам не знаешь, что делать с собственными переживаниями. От слез размягчаешься, от любви, сочувствия, близости тоже - становишься гибче, но это часто ощущается со страхом "развалиться". Женщина в слезах и переживаниях, обращающаяся за поддержкой, может переживаться как разваливающаяся, нужно ее немедленно "собрать" заново, опутать "железной" поддержкой, внешним каркасом...
Но когда я соприкоснулся с опытом собственных сильных переживаний, говорил о своей боли, и не был отвергнут женщиной, и обрел второе дыхание - вот тогда я стал осознавать, что сильные чувства - это не катастрофа. Что можно быть рядом со мной таким, не отворачиваться от меня с гримасой отвращения. И тогда сам выпрямляешься, и готов быть той самой опорой - потому что грудь расправляется.
Вероника: Илья, это очень трогательно. И грустно одновременно. Трогательно - потому что мне важны эти чувства и переживания - как женщине. Я чувствую в этом случае взаимосвязь, общность, что мы вместе, мы похожи. Если ты предъявляешь чувства, и я – это то поле, в котором мы взаимодействуем на глубинном уровне. На этом уровне отношения становятся более близкими.
Грустно от того, что, видимо, ввиду наличия того самого убеждения - массового, я полагаю, мало кто из мужчин отваживается на то, чтобы пережить такие эмоциональные процессы...
И, придется признать, что и женщинам нужно быть готовыми встретиться с такими переживаниями, и вынести их. Признаться, я не всегда была такой принимающей…. Когда-то мне хотелось, чтобы мои чувства мужчина принял, а свои куда-то дел…
Сейчас мне нужно, чтобы мои близкие мужчины делились со мной – и потому, что у меня увеличился ресурс выдерживать эти переживания, и потому что мне стало необходимо встречаться с человеком, с мужчиной – целиком, а не только с его частью.
Илья: Мне кажется, что мужчин таких становится больше. И в терапию приходит все больше мужчин, и они разные - мягкие, ненавидящие свою мягкость, и жесткие, тоже ненавидящие свою мягкость, но запрятанную за жестким каркасом. Но они приходят, и начинают постепенно реабилитировать свою эмоциональность, которую спутали со слабостью, и обретают гибкость - то самое сочетание жесткости и мягкости, которое дает возможность выдерживать даже самые сильные удары... Я оптимист в этом отношении.
И очень важно мне, как мужчине, было слышать и узнавать от других мужчин, что они переживают что-то похожее на то, что переживаю я, а от женщин увидеть принятие моей "мягкости". Потому что иногда ловил себя на мысли, что моя эмоциональность - это что-то неправильное, и что "настоящий мужчина" (а это почти все остальные мужчины) "такого" не испытывает.
И когда получается реабилитировать собственную чувствительность, я не боюсь встретиться с переживаниями женщины, откликаюсь на них, готов быть рядом, и не затыкать чувства свои и чужие, а сопереживать, не сбегать в "сделай то и сделай это".
Вероника: Я верю, что мужчины, идущие той же дорогой, поддержат тебя, и сами смогут опереться на твой опыт. Я, в свою очередь, хочу сказать, что мне как женщине беспрецедентно важно то, что мы сейчас обсуждали. Я жду твою чувствительность и гибкость и верю в свою способность встретиться с ними.
Илья: Спасибо - твоя готовность для меня очень важна :)
В.Дружинин.
Давно хотел написать статью про ощущение, на котором ловил самого себя, и о котором мне говорило множество людей. Это спешка, переживание того, что опаздываешь, не успеваешь. Что жизнь мчится куда-то вперед, а ты отстаешь. Нужно бежать, нужно успеть — непонятно, куда бежать и успевать, но тревога, стоящая за этим побуждением, никогда не имеет внятных и четких объектов и направлений. Она просто толкает: беги, беги, делай хоть что-нибудь, а не то… «Часики тикают, а не то...».
Хотел написать давно, но, всякий раз, когда садился, замирал в ступоре. В голову не шли мысли, а если что-то и удалось напечатать, то какие-то обрывочные, бессвязные мысли. Одну из причин ступора я обнаружил ранее: желание охватить сразу всю тему нашей спешки «по жизни». А это глобальная, интересная мне тема, но она потребовала бы, наверное, целой книги, которая охватывала бы массу вопросов: устройство современного потребительского общества; историю влияния технологий, призванных «экономить время», на уменьшение этого времени; и обращение к тому, как были устроены различные общества прошлого, где жизненный ритм был более размеренным. Мощно, глобально — и нереализуемо в данный момент. Слон, которого не могу и не хочу съесть прямо сейчас… Когда я разрешил себе его не есть, а взяться за отдельные кусочки-аспекты спешки — то ощутимо расслабился. «Сделай это сразу и быстро» - сильный побудитель к тому, чтобы спешить и ничего не успевать.
Но был и второй аспект ступора, который я обнаружил вчера. Позавчера я собирался писать этот пост, однако одновременно у меня было желание навести порядок дома после хаоса, устроенного детьми. А у меня как раз свободная половина дня, дома нет никого и действительно хочется поприбираться и выбросить мусор. Сам процесс приятен. Желание написать пост и прибраться сходятся в борьбе — и застряли в клинче. Я пытаюсь одновременно сделать и то, и другое — и не могу ничего. Из спокойного, расслабленного состояния я мобилизуюсь, возникает страх не успеть сделать что-то из того, что хочу — от этого напрягаюсь еще сильнее и — не делаю ни того, ни другого. Потому что в таком клинче любое дело, которым я пытаюсь заняться в данный момент, ощущается как помеха, барьер на пути к тому делу, которое я вроде бы отложил. Сажусь писать текст — а ноги в легком напряжении подергиваются, голова пустая, а руки тянутся к мышке чтобы… включить фейсбук и отвлечься на время от борьбы поста с уборкой. Здравствуй, прокрастинация…
Расслабление пришлом в момент осознания, что я точно чего-то не успею. А именно — написать статью. Ну, ограничено мое время и мои возможности, и попытаться делать два дела одновременно приводят к тому, что не делаешь ничего, а ощущение опаздывания есть и усиливается с каждой минутой. Да, время — ресурс, но его невозможно растянуть, оно, как и все ресурсы, ограничено. А популярная идея о «мультизадачности» попросту нереальна: мы не можем эффективно делать сразу несколько дел. Постоянные переключения с одного на другое ухудшает работу и с тем, и с другим. В итоге я или что-то все равно «не успею», и буду недоволен, или успею и то, и другое, но чувствовать себя буду при этом выжатым. А еще более вероятно: не смогу ни то, ни другое… В общем, сегодня я точно статью не напишу. И, после мелькнувшей грусти, с удовольствием, медленно и спокойно, пошел убираться на кухню.
Итак, получается уже два условия, порождающие сильную тревогу в настоящем, чем бы я ни занимался:
а) «Сделай это сразу и быстро».
б) «Сделай два-три-четыре дела одновременно». И лучше, если сразу и быстро.
При помощи этих идей можно любое дело или завести в ступор, или создать у себя ощущение того, что опаздываешь.
Но что же толкает нас соглашаться на эти часто заведомо невыполнимые требования к себе? Попробую кратко озвучить свои соображения:
1. Во-первых, это давление среды. «Часики тикают», а ты еще не замужем/женат, нет детей, нет миллиона на счету, нет машины, нет того, нет сего… Давление родственников, начальства, общественного мнения. Чем более мы зависимы от этого давления (а совершенно независимых от него людей я не знаю), которое превращается в навязчивый шепот тревоги где-то в груди, тем сильнее спешка. Нужно успеть предъявить обществу признаки своей полноценности и состоятельности, пока еще жив. А времени все меньше… «Мне уже тридцать, нужно детей заводить, а еще подходящего мужчины нет, а мне уже тридцать...». Причем давление оказывается не только в части достижения чего-то, но в части образа жизни. Например, жить «энергично, драйвово, достигаторно — хорошо, а тихо и размеренно — плохо».
Давление среды часто проявляется в страхе отстать от общего потока. Когда все бегут, очень сложно идти медленно. Проверено в московском метро :)) . Нельзя «отставать» от однокурсников/одноклассников. Нужно читать новости — а вдруг что-то важное произойдет, а я не при делах?... Да и стадное чувство никто не отменял… Если очень страшно жить своей жизнью или оказываться в какой-то момент в одиночестве или изоляции — будешь мчаться в ногу. Даже если чувствуешь, что выдыхаешься.
2. Сверхценные идеи. Особенность любой сверхценной идеи: она полностью обесценивает настоящее. Любые занятия, которыми ты занимаешься сейчас, и которые не связаны с реализацией этой сверхценной идеи, становятся помехой. Иными словами, только вслушайтесь: жизнь — помеха для цели. Если «выйти замуж» или «родить ребенка» становится сверхценной идеей, то любой мужчина сам по себе — лишь поставщик статуса или спермы. Мужчины это хорошо ощущают, как и женщины, когда для мужчины сверхценной идеей является, например, секс, и всё. Но главной сверхценной идеей, которая точно приведет к состоянию "бежать, сломя голову", является, на мой взгляд, идея, что у нашей индивидуальной жизни должен быть какой-то результат. К 30 годам вот то-то, к 40 — вот это, а к 50 еще что-то. Чем жестче «нормативы» - тем быстрее бежишь.
3. Переоценка собственных возможностей и ресурсов. Нам очень сложно бывает признать, что ресурсы организма конечны. По себе знаю: для меня сигналом «пора остановиться или замедлить темп, который набрал» часто является болезнь. Пока не заболею, пребываю в иллюзии, что смогу долгое время набранный темп поддерживать. Собственно говоря, идеи про «сразу, быстро и много» - отсюда и растут. Ценность бережности к самому себе — низка, потому что если становишься бережнее — начнешь отставать! А сколько денег еще не заработано, сколько интересных вещей еще не узнано, сколько карьерных высот еще не достигнуто! Всего не успеешь, от чего-то приходится отказываться — но нет, мы сможем всё!
4. Соблазны внешней среды. Современная культура построена на том, чтобы постоянно возбуждать в нас новые желания/импульсы, которые мы бросились бы удовлетворять. А стимулов — масса. Жизнерадостные посты про детей/отдых на море/новые проекты в соц.сетях. Смешные ролики. Новости как развлечение. Заманчивые передачи про путешествия по всему миру. Новая одежда, новая еда, новое-новое-новое… И еще-еще-еще… Смешение баланса удовольствия и удовлетворения (а это очень разные состояния!) в пользу удовольствия. Апофеозом и символом всего этого являются давки во время предрождественских распродаж.
5. Ощущение дефицита. Соблазны внешней среды удивительным образом сочетаются с чувством дефицита: изобилия-то много, но тебе точно чего-то не достанется, если не поспешишь. На всех не хватит. Сначала успей смести с прилавка, а потом уже думай, нужно тебе или нет. Масса манипуляций, побуждающих нас не прислушиваться к себе, а делать импульсивные, поспешные действия, основываются на создании ощущения дефицита. Мысль о том, что «этого мало, и тебе может не достаться» вытесняет вопрос «а мне оно вообще надо?»
Итак, куда же мы несемся? К чужому одобрению… К минутным удовольствиям, которые помогают отвлечься от неудовлетворенности… К сверхценным идеям, когда кажется, что вот реализуешь их — и будет смысл в жизни (которая, однако, проносится мимо…). Спешим, потому что привыкли требовать от себя сверхрезультативности, выжимая последние капли энергии из тела. Несемся, потому что ни от чего отказываться не в состоянии, все становится одинаково ценным…
Вот… Все эти названные мною аспекты спешки объединяются невозможностью для человека выделить приоритет. Обратите внимание: приоритет, а не приоритеты! У меня «приоритеты» вызывают напряжение, тревогу, а говоря «приоритет» я успокаиваюсь. Потому что первоочередная задача/цель может быть только одна — на то она и первоочередная. Не может быть несколько «самых важных» дел. И когда мы здесь и сейчас занимаемся действительно самым важным делом, важность которого определили сами — то конфликт уходит. Потому что почвы для него нет. Позавчера самым важным делом была уборка. Вчера/сегодня — статья. Всего запланированного на сегодня не успею. Что для меня самое важное сейчас? Остальное — пусть и важное — подождет, потому что не «самое». Присутствовать можно только в чем-то одном.
Дело за «пустяком»: пробившись сквозь многочисленные помехи, услышать свой собственный голос. Ощутив нарастающую тревогу и спешку, задать себе вопрос «куда я спешу?» - и дождаться рождения ответа. И выбрать приоритет. Один. Остаться с тем, что делаешь/с чем пребываешь сейчас - или выбрать что-то иное, что более настойчиво требует нашего присутствия. Всего мы точно не успеем, где-то мы опоздаем, а где-то — не успеем никогда. Но очень грустно, пытаясь успеть повсюду, нигде по-настоящему не присутствовать, и не успеть никуда и нигде…