Кстати, как вы относитесь к целлюлиту? Болезнь это или косметический недостаток? Можно с ним жить, или ужас-ужас?

Своя, от природы. Когда она приходила к нам в гости с мужем или с дочерью (я была ещё ребёнком) мне всегда было в её присутствии стыдно и неловко, потому что у неё все разговоры сводятся к груди, что делать, чтобы грудь не обвисала, что, якобы кто-то посмотрел на неё на улице, шутки про грудь и т.д.  Дошло до того, что её дочка, лет девяти, когда её спросили «Варенька, а ты что хочешь, когда большая будешь?» ответила «Такую грудь, как у мамы». Рано или поздно кто-нибудь её грубо осадит, объяснив, что такие скабрезные темы, тем более, в присутствии детей, — верх неприличия. Тогда она разразится тирадой на тему «Вы мне завидуете, я сразу это поняла».

Вот самые распространённые примеры.

Многодетная мать с детьми в самолёте, поезде, ресторане, кино. Дети не кричат, сидят тихо, никому не мешают. И тут мама громко оповещает, что даст им краски, мячики, пищащие игрушки, пружинки и т.д. Говорит «Ты побегай сынок, ножки разомни»  и т.д. Объясняет на весь ресторан или кинозал «Это она туда пошла руки помыть, а вон та — нехорошая, а вот этот дядя сейчас поведёт машину» и т.д.  Однажды кто-нибудь выдержит и скажет «Ваш ребёнок бегает и мешает» или «Вы весь фильм говорите, не закрывая рта!» и тогда будет её выход: «Какие же вы твари жестокие! Вы что, не понимаете, что это дети? Ну и что, что макаронами кидается? Это же ребёнок! Да плевала я на ваш костюм. В офисе работаешь? Небось, дура, никому не нужна, семьи нет, вот и строишь из себя деловую цацу! Я — добрый человек, желаю тебе родить и познать счастье материнства. Вот у меня четверо и я счастливая мамочка» и т.д.

Мужчина или женщина, чувствующие себя одинокими и невостребованными (нет пары или только что расстались, их бросили и т.д.) в кафе или баре провоцируют скандал. Например, мужчина напивается, сидя за барной стойкой, и вмешивается в разговор пары: «Слушай, зачем такой красавице, как ты, этот неудачник? Беги скорее, ты достойна большего». Или девушка, громко обсуждающая других: «А на эту посмотри, на её юбку. Кто её вообще сюда привёл, это же тихий ужас!» Чем это закончится? Мужчина, с точностью 99% получит в глаз. Реплика девушки, скорее всего, будет проигнорирована.

Однажды на отдыхе пожилая женщина в компании с увлечением рассказывала, как родила дочь от женатого мужчины, с которым познакомилась в больнице во время лечения. Рядом сидел её муж (которого она встретила позднее). С новым мужем детей общих нет. Она повторяла, что ни о чём не жалеет, хотя не может сказать, что прожила счастливую жизнь. Она многократно акцентировала внимание на том, что дочь не его, что у того мужчины другая семья и ждала, когда кто-то скажет «А если бы это разрушило семью» и осудит её.  Но все сдержались.







Конфликт —  всегда процесс передачи энергии и попытка задеть за живое. Скажем, вы не можете подойти к незнакомой женщине на улице и сказать «Повезло тебе, что ты такая стройная. А я вот всегда имела лишний вес», зато вы можете в кафе сказать как можно громче: «Вась, посмотри! Тощая, как жердь, а наворачивает пельмени. Я столько за неделю бы не съела».


Скандал — это также попытка отстаивания идеалов (Например, политические убеждения, отношение к образованию, воспитание и нравственные ценности, взгляды на мораль и т.д.) или даже провокация с целью создания полярной реакции. Такие скандалы ничто иное, как вид манипуляции, вроде шутливых вредных советов Г. Остера. Писатель знает, что дети капризничают и поступают наперекор, потому и даёт их.


После скандала и коронного выхода человек получает разрядку и повод для обсуждения с другими: «Я кормила ребенка грудью посреди торгового центра, потому что я настоящая женщина. В следующий раз я выберу самое многолюдное место специально», «Я так и знал, что Петров меня не поставит начальником отдела, потому что я на половину казах. Так и скажу завтра ему в лицо», «Ребёнок просто катался на велосипеде, а эта дрянь намеренно шла прямо на него, чтобы он свалился», «Мы с другими мамочками договоримся и опять поставим коляски посреди дороги и пусть хоть слово скажут», «Надену самые короткие шорты в обтяжку, это мне решать, как одеваться с 52-м размером» и т.д.

При этом, что любопытно, внятное определение того, что же значит «жертвенное поведение» в психологическом смысле, найти очень трудно. В статьях на эту тематику чаще встречаются пространные описания черт, присущих жертве, причем в тот список иногда включается всё, что не нравится автору. Иными словами, на жертву может проецироваться весь тот негатив, который автор не желает видеть в себе. Это закономерно: отсутствие ясного определения прямо-таки провоцирует на подобную свалку проекций.

Разумеется, не везде так, но тенденцию к превращению слова «жертва» в негативный ярлык, в пятно стыда на репутации, от которой долго придется отмываться (доказывая самому же себе, что «я не такой/такая!») я замечаю.  И тогда, когда обнаруживаешь в себе явные черты «жертвенного» поведения, начинаешь испытывать стыд и желание его замаскировать — в том числе и от самого себя — а не разбираться с тем, что происходит и как с этим быть. Например, «хороший» вариант не быть жертвой — начать клеймить жертв направо и налево, рассказывать им, что они во всем виноваты, убогие. Ну, или другой вариант — погрузиться в безбрежное чувство вины, которое ошибочно принимается за ту самую ответственность («да, это я довел/довела себя до такого, так мне и надо»), отчего все попытки выбраться-таки из ямы благополучно завершаются.

И всё-таки, если не уходить в долгие описания этих «нехороших» людей, то что значит "быть жертвой"? При всём разнообразии определений «жертвы», можно найти одну общую особенность. Жертва — это человек, ощущающий себя объектом воздействия со стороны вредоносных и более могущественных сил, чем он сам. В роли этих сил может оказаться что угодно — Бог, обстоятельства, другие люди, животные, болезни. Даже погода. Жертва преступления, стихийных сил, произвола властей, домашнего насилия — всех их объединяет то, что они оказались/ощущают себя объектом действий неконтролируемых ими, могущественных сил. Общее для всех жертв, реальных или мнимых, следующее:

а) Ощущение бессилия (перед «более могущественными силами»);
б)  Пассивная надежда на чужую помощь/милость/защиту.

До тех пор, пока мы активно принимаем участие в противостоянии этим силам или напрямую задействуем помощь других людей — наше поведение не жертвенно. Но в ряде случаев пассивная надежда на другого и признание своего бессилия оправданы и адекватны. Во всех антитеррористических брошюрках/плакатах можно узнать, что, оказавшись в заложниках, не нужно корчить из себя героев, а лучше подчиняться требованиям террористов и надеяться на помощь, признать, что в данный момент цена действия намного страшнее бездействия. Кроме того, в случаях насилия или угрозы такового многие люди цепенеют от ужаса, не в силах активно противостоять угрозе — и здесь мы имеем дело с автоматической реакцией, с бессилием и беспомощностью, не зависящей от сознательной воли человека. Так что множество требований к жертвам насилия («ты должна/должен был защищаться!») по сути своей неадекватны. Если можешь защищаться ты — не факт, что это может сделать другой, у него иная психика.

Но если говорить не про экстремальные ситуации, то практически в каждом из нас, если приглядеться, можно увидеть черты поведения, в которых ощущение своего бессилия сочетается с пассивной надеждой на чужое спасение. И чем активнее люди стараются этого не замечать, тем агрессивнее многие набрасываются на явных жертв с обвинениями и проклятиями за «отказ нести ответственность за свою жизнь». А если сейчас попробовать рассмотреть "жертву" в себе?

Например, жертвенное поведение — когда вы жалуетесь на произвол начальства (та сама могущественная и враждебная сила), но ничего не делаете вообще— ни увольняетесь, ни говорите с начальством, ни примиряетесь с этой ситуацией (и перестаете жаловаться — а подлинное примирение это тоже выход из пассивного бессилия). Часто встречается такой феномен: человек не готов увольняться сам, но с радостью примет увольнение, и надеется на него, а иногда — даже косвенно провоцирует. Мне лично потребовалось 3 года, чтобы собраться с духом и самостоятельно уволиться из университета, где я работал. Причем, если бы меня сократили раньше — я бы с радостью приветствовал это сокращение. Чувствовал ли я себя в эти три года жертвой забюрократизированной системы образования? Да, и не раз.

Или когда вы недовольны тем, что происходит в подъезде, в городе, в стране — и не делаете вообще ничего, говоря «а от нас ничего не зависит». Жильцы, недовольные мусором во дворе, но ждущие, когда придут те, «кому положено», и уберут — тоже жертвы, потому что не могут убрать что-либо сами, и ждут, что изменения должны произойти от ЖЭКа, например. Причем большинство даже не звонят в ЖЭК, и не пытаются заставить кого-нибудь из тех, «кто должен», выполнять обязанности. Просто ждут и ворчат.

Жалобы на плохих врачей, учителей и так далее без каких-либо выводов и действий, с надеждой, что «всё как-нибудь должно устроиться само или кем-то другим» - тоже жертвенное поведение. Или когда мы возлагаем на другого человека всю ответственность за наше самочувствие или эмоции — тоже.

Муж, обиженный на жену за то, что она не погладила ему рубашку, и не собирающийся ее гладить сам (приходя на работу в неглаженной) — тоже жертва. Жена здесь становится единственной силой, которая может погладить рубашку (абсурдно, конечно), и своим «бездействием» она наносит «ущерб» несчастному мужу. Взрослые люди, голодные, и ждущие, когда же их кто-нибудь накормит (опять-таки жена, мама/папа, теща/свекровь) — тоже жертвы, потому что ощущают себя бессильными что-то сделать для того, чтобы удовлетворить свое желание поесть, и ждут «защиты» от голода.

В общем, я знаю множество историй, в которых самые разные люди, включая и себя самого, оказывались в положении жертв. Эти ситуации неравноценны — история жертв домашнего насилия страшнее, и в них намного больше подлинного бессилия и беспомощности, паралича от ужаса и растерянности, чем в историях, где, например, взрослый мужчина катается по полу с криками «завяжи мне галстук!». Между двумя этими крайностями и располагается всё многообразие «жертвенного» поведения. И крайне странно выглядит, когда люди, неспособные — при всём желании -  бросить курить или сбросить вес, бросаются осуждать женщин, неспособных бросить издевающихся над ними мужчин.

Важным маркером пребывания в состоянии жертвы, как я уже отмечал, является пассивное ожидание защиты/заботы/помощи от других людей. Они, другие, по умолчанию должны о нас заботиться, а если этого не делают — наносят нам ущерб, и оказываются той самой враждебной силой. Замечаете тупик этой ситуации? Ты должен обо мне заботиться — ты этого не делаешь — я страдаю — только ты можешь прекратить страдание. Это зависимое поведение во всей красе, жертва по определению — зависима, а тот, от кого зависят, становится источником страдания, если делает что-то «не так». Забота по умолчанию означает, что мы вообще не просим о чем-то другого — он и так должен понимать, что к чему. Нет ничего зазорного в обращении к другому человеку с просьбой — но эта просьба, являясь актом самостоятельной заботы о себе, расшатывает (хоть и не разрушает) идею зависимости. А если просьба в жертвенно-зависимых отношениях все-таки звучит, то отказ в заботе (неважно, по какой причине) не принимается (ибо «должен» - и никто, кроме тебя, не может позаботиться).

И в этот момент в человеке парадоксальным образом смешиваются деятельность и пассивность (такая «чересполосица» как раз — самое распространенное явление среди людей, чистых «деятелей/авторов» и «жертв» практически нет). Если я жертва, которая не может напрямую о чем-либо просить или принимать отказ в заботе, то тогда я начинаю стремиться к власти над тем, кто, как мне кажется, имеет власть над моими чувствами и способен дать мне то, что я дать сам себе бессилен. Я становлюсь активным, деятельным — но эта деятельность направлена на контроль над другим. Злость, даже ярость, которые могли бы быть направлены на собственное продвижение, подавляются, сдавливаются, трансформируются на что-то более "безобидное" - и обрушиваются на другого. Но это происходит не по злому умыслу, не из особой "испорченности" - человек в таком состоянии попросту не видит другого выхода, он попал в своеобразный "тоннель реальности", в котором эти действия - разумны, оправданны и единственно возможны. Другие варианты просто не существуют.

Я, например, когда в студенческие годы страдал от неразделенной любви, всем своим видом показывал объекту своей страсти, как мне плохо и какой я несчастный. То есть пытался надавить на «нужные» струны души, чтобы девушка дала мне то, что я хочу. Послание очень простое: «мне плохо из-за того, что ты не отвечаешь взаимностью, и только ты можешь сделать мне хорошо». Знакомо? В той или иной форме подобная манипуляция знакома каждому второму — а то и первому. «Я несчастен из-за тебя, и спасти меня можешь только ты!». У меня хватало ума не предъявлять это настолько открыто, ну, а у девушки хватило уважения к своим личным границам, чтобы на эту манипуляцию не поддаваться.

В общем, используется множество способов косвенного влияния на другого. Не из особой злобности (хотя злобы там - очень и очень много) - а из той бездны отчаяния и бессилия, котороя может не ощущаться на сознательном уровне, но широко раскинулась в глубинах психики. Через стыд, вину, страх. Чаще всего это две группы способов:

а) Пассивная агрессия (ирония, сарказм, бойкот, , постоянные обиды или возмущение, косвенные обвинения в стиле «а у Ивановых муж/жена заботится о своей жене/муже. Да я это так, просто говорю, чего ты так нервничаешь...»);

б) Усиление собственного страдания. Боль в голосе, страдание из-за того, что на нас не обратили внимание, нами пренебрегали и так далее. Как правило, в этом страдании есть сообщение другому, что «мне плохо» или более прямое «мне плохо из-за тебя», но нет прямого обращения «я нуждаюсь в тебе». В этом, кстати, специфика «жертвенного» поведения: я или вообще не сообщаю, что со мной, или сообщаю — но ничего не говорю о том, чего я хочу от другого. «Я не знаю, что со мной, но это точно из-за тебя» или «Я на тебя злюсь, ты должен с этим что-то сделать».

По факту это уже авторство — но не признаваемое и тщательно вытесняемое из сознания.  В случае прямого насилия человек, оказавшийся в положении жертвы и остающийся в нем, ждет и надеется, что что-то изменится в том, кто осуществляет насилие. Или — как вариант — что он/она что-то изменит в себе, что приведет к изменению в поведении того, кто бьет и оскорбляет. В общем, функция защиты при любых раскладах делегируется другому — в том числе и источнику насилия/страдания. И происходит это совершенно бессознательно, в силу самых разных сложных, хитрозаплетенных движений нашей психики. При этом одним из главных "хитрозаплетений" является запрет на прямое выражение злости и на использование злости по назначению (защита/достижение). А запрет обусловлен тем, что тот человек, на которого злость направлена, ощущается как ЕДИНСТВЕННЫЙ, кто может помочь. Разве можно тут напасть на него, рискуя утратой?!

При этом я прекрасно понимаю ту злость, которые испытвают люди, назначенные на роль "спасателей" -  и сам нередко ее испытываю, потому что мало приятного в том, что утопающий пытается вцепиться в тебя и, по факту, топит, чтобы спастить самому. Если мы находимся в контакте с человеком, который всячески показывает нам, что это мы причиняем им боль и страдание, то трудно (а нередко и не нужно)  ровно воспринимать эту пассивную агрессию — только если у вас абсолютно устойчивые личные границы, нет никакаих точек пересечения с этим человеком и 100%-но четкое осознание того, что жизнь другого человека — в его, а не в ваших руках. Когда получаеся отстранение - тогда получается не превращаться ни в злобного агрессора, желающего распять жертву, ни в спасателя, который согласен за счет собственного утопления выручить другого... . Ну, еще осознание своих былых или настоящих "жертвенных" точек, память о том , как сам пытался утопить другого, спасая себя -  помогает сохранять устойчивость.

В общем, проведение жесткой границы между "хорошими" Авторами и "плохими" Жертвами вряд ли возможно. И суть не в том, чтобы ни в коем случае не оказываться в состоянии жертвы. Здорово было бы сказать себе: "всё, с этой секунды я автор, хозяин жизни!" - но так просто не бывает. Запрещая себе это состояние, мы запрещаем его обнаруживать в себе — а в силу ограниченности возможностей человека мы так или иначе, рано или поздно, обнаруживаем себя жертвой тех или иных обстоятельств или людей. Суть в том, чтобы, обнаружив в себе бессилии и пассивное ожидание спасения, признать это состояние — и начать искать пути выхода, опираясь на те переживания, которые дают нам энергию (и злость здесь не на последнем месте). И да, выход лежит через присвоения себе авторства того, что мы и так делали до этого, но корявым путем. Будучи Жертвами, мы очень сильны - просто наша сила уходит на попытку контролировать мир, а не брать из него что-то для себя. Мы выходим из состояния жертвы, когда обнаруживаем вокруг себя не вредоносные и враждебные силы, окружившие нас плотным кольцом, а большой мир, полный самых разных людей, и мы можем идти в этой толпе в том направлении, в каком хотим сами - и или люди расступаются, или мы сами гибко обходим их, или решительно прокладываем себе дорогу.

- Мы можем рискнуть что-то изменить в своей жизни, а не в чужой.

- Мы можем рискнуть что-то прямо выразить другому человеку, встретиться с его реакцией — и действовать исходя из его реакции, а не из надежды, что она когда-нибудь будет другой (если она нам не понравится).

- Мы можем попросить о помощи, утешении и заботе напрямую, и с готовностью принять отказ в этом, хотя это может быть больно. И действовать, исходя из этого отказа.

- Наконец, мы можем принять ситуацию, в которой находимся, и найти точки опоры в ней, а не предаваться бесконечной тоске о том, что хорошо там, где нас нет. Да, это возможно не везде и не всегда. Однако, как говорил В.Пелевин, «если ты оказался в темноте и видишь хотя бы самый слабый луч света, ты должен идти к нему, вместо того чтобы рассуждать, имеет смысл это делать или нет. Может, это действительно не имеет смысла. Но просто сидеть в темноте не имеет смысла в любом случае. Понимаешь, в чем разница?».